Расскажи о становлении себя как художника.

 С 5-ти лет я ходил в детскую изостудию, но заниматься с детьми мне было не интересно. Этап "детского рисования", т.е. когда дети все могут, у меня быстро прошел, поэтому отец отвел меня во взрослую студию, где были одни "дядьки". Мне было очень интересно научиться рисовать как взрослые, т.е. овладеть мастерством. Это были действительно взрослые, не подростки, разных возрастов художники, по двадцать-тридцать лет. А мне, пацану, казалось, что это были дядьки взрослые. Ну и эту школу я окончил быстренько.

 В 7-ом классе мы с родителями поехали в Москву поступать в Суриковскую художественную школу. Это была школа интернат при Суриковском художественном институте. Окончание школы означало автоматическое зачисление в институт. Но мы опоздали с приездом, и, соответственно, я не учился в Суриковской художественной школе.

 На семейном совете решили, что я буду поступать в Суриковский худ. институт без подготовительной школы, сразу же после 10-го класса (тогда я не думал, что можно учиться в Минске). Но в 10-ом классе умер отец. И все. Мать осталась одна с двумя детьми (я и брат). Какой там институт?! Пришлось продолжать учиться в школе. Но, слава богу, никто не мешал заниматься самообразованием: рисовал и кубики, и гипсовые головы, и живую натуру. Минимальный путь, который нужен художнику, я прошел там.

 В Минске была хорошая крепкая школа. Одна из лучших в Советском Союзе, России. Крепкая реалистическая школа, научит рисовать железно. Причем мастером ты выйдешь хорошим. А вот именно пластике изобразительного искусства (она ведь может быть разной) я учился у Фернардо Лиже, Матиса, Ван Гога. Читал биографии многих французских художников: Тулуза Латрека, Ренуара, Сезана, Клода Моне. Все, что находил в библиотеке, прочитывал, т.е. из нее я не вылезал. И, естественно, я посещал все дополнительные занятия, например, кружок графики. Мне интересна графика, черно-белый цвет. Учился основам графики. Самообразование - самое главное, но и учителя у нас были хорошие. Учителя, которые все-таки кое-что давали. Таким образом я прошел и акварельный период. Акварель, конечно, совсем не мужское занятие - водичка какая-то. Но если же на акварели нас чему-то учили, то на масленой живописи - ничего. Не знаю почему, все было поставлено на самотек. И рисунок так же. Вообще-то, азы давались в хорошей форме, а дальше все зависело от тебя: будешь работать - будет результат. Когда я работал в мастерской, там сразу сказали: "Вы тут не выпендривайтесь. Вы будете учителями черчения и рисования". Вот так сразу и обламывали. Кто-то начинал косить под художников. За прогулы ругали. Это был воспитательный процесс.

Где ты учился?

 На Худграфе в пединституте им Кирова в г. Витебске, сейчас университет имени Машерова. Художественно-графический факультет имеет очень давние традиции. В Витебске еще давно было художественное училище. Отсюда много художников в Белоруссии. Как ни откроешь библиографический справочник - "окончил витебское худ. училище" или "начал самостоятельную творческую деятельность в Витебске и продолжил образование в академии Репина или в Минском театрально-художественном институте".
  — И тогда ты уже начал рисовать в авангардной манере?
  — Да.
  — И это нормально воспринималось?
  — Я никому не показывал, кроме моего друга Шапова. Только ему. И то не все. Не было желания. Я знал уровень мышления ребят (сокурсников), которые меня окружали, и не было смысла им показывать. Однажды я показал свои работы человеку, с которым мы дружили и дружим. На что он отреагировал, сказав: "Да это ты девочкам показывай". Потом, самое смешное, прошло лет 30, и я устроил персональную выставку, где эти работы были оформлены в том числе. Только когда мой друг начал серьезно заниматься искусством, стал мазать и красить, он все-таки дошел до понимания, что это пластика, художественное мышление, а не просто выпендреж. Тем более, что я это делал для себя и никому не показывал (целые стопки работ). Я не выпендривался. Да и сейчас, если кто-то придет, я-то ему показываю, но не все. Раньше я особенно стеснялся показывать, потому что считал, что это что-то несовершенное, что это все повторение. Такой я по характеру человек. Человек, который не спешит. До сих пор у меня многие работы не показываются сразу, а только через год, через пару лет. Они стоят и ждут своего времени.

Расскажи об учебе в институте.

 Меня все в институте знали. Как только проходили студенческие выставки, тут же все приходили посмотреть, что же он выставил. Я тогда выставлял задания по композиции. У меня были пятерки по всему. Я не штамповал. И все работы забирались в фонд. Как только проводилась выставка, собирался народ - толпа старшекурсников - и говорили: "Там пацан молодой что-то делает". Пятый и третий курс тоже всегда приходили посмотреть. Премии получал за какие-то дела. Плакаты делал. Я тогда увлекался двадцатыми годами, Маяковским и конструктивизмом, Родченко и Малевичем. Тогда был пройден этот период, затем перешел к Кандинскому. Мне стал интересен Кандинский после этой какой-то сухой рациональной живописи, т.е. заинтересовала какая-то абстрактная расхлябанность. Тоже никогда никому не показывал.

 В институте у нас был предмет - композиция. И как-то дали творческое задание на тему "На базаре". Я сделал. Она до сих пор висит у меня на стенке: птичка в клетке, яблочко и три мужика в середине с глиняной такой штукой. К этой работе я сделал массу подготовительных работ и выставил ее. К четвертому курсу я маленько обнаглел. Вот там была ругань. Швыряли, спорили: "Это уже из ряда вон!" Но тем не менее эту работу я, слава богу сохранил, а ее хотели выбросить. Она хоть и старая, но до сих пор современно смотрится. Она ведь сделана черт знает когда и как учебная как бы, но творческая. Я всегда делаю работы как творческие. Это позволяло мне, во-первых не советоваться с преподавателями. У нас был преподаватель, который мне говорил всегда: "Делай как хочешь". Он знал, что я делал хорошие композиции, поэтому моим самым любимым предметом была композиция, на котором всегда можно было так выпендриться. Все мои работы уходили в фонд, их все разбирали. И из всех композиций, что я выставлял, у меня ничего не осталось, все были забраны и разобраны. Поэтому меня уже в институте все знали как этого самого…

 Но когда я сдавал госэкзамены, мне поставили тройку по дипломной работе за мои, ранее высказанные, политические воззрения. Естественно, за это я должен был быть завален. Председатель комиссии был Прохорев из Минска. У меня спросили: "Вы исполняли все композиции?" И зал зааплодировал (при сдаче всегда присутствовали студенты) и они зааплодировали. Это было в первый раз за время моей учебы! Но когда объявили результат: "Крошкин - тройка!.."

 "Ё-мое," - я заплакал и пошел. Вышел на улицу. Ко мне подходит Прохорев и говорит мне: "Ты обиделся?" Я сквозь сопли закивал. А он мне: "Да не обижайся. Все это фигня, но такое было задание. Так надо было тебе сделать. Работай, не обращай внимания, на эту фигню. В общем, не играет никакой роли то, что ты получил". Но обидно было, потому что шушера, которая ниже меня на десять голов, получала пятерки, четверки.

Потом ты работал в интернате?

 Во время работы в школе-интернате я рисовал портреты учеников, преподавателей (по памяти и в классе). Я делал их ареалистично: коряжил как хотел, но так, чтобы присутствовал внутренний мир. Это должен был быть таким человек, каким я его чувствую, а потом я ему показывал результат. Уже в то время я увлекся во всю портретом. Тогда уже была хорошая практика: два года рисовал портреты! Триста человек училось в школе, а портретов у меня было еще и больше. Каждого нарисовать два раза - это уже шестьсот, а я то рисовал больше. Урок проходил так, что я никогда не готовился. План есть на каждый урок, но я даже никогда туда не смотрел. Или, например, посмотрел я в журнал - тема "кубики", а ребятам сказал: "Сегодня вольная тема". Всегда им что-то увлеченно рассказывал и показывал. Принесу какую-нибудь детскую книжку по искусству или просто что-то расскажу, или покажу свои работы. Детям можно! Дети народ , которому можно доверять! Они так увлеченно у меня рисовали все, красили. Приходили послушать мои "лекции" и свободные в это время преподаватели.

А в то время твоими работами кто-то интересовался?

 Сижу в учительской, разложил краски. Учитель рисования имеет на это право. Сижу и что-то свое крашу. Учителя ходят, спрашивают. Ну а я рисую, уже заканчиваю, даже что-то леплю, после еще крашу. Сзади ко мне подходит учитель и спрашивает: "Послушай Олег продай ты мне эту работу. Я повешу у детей. Мне нравится". Я ответил: "Я вообще не продаю. Какое продавать?!" Эту работу не продал, но он потом еще приставал.

Учителя и художник.

 Я очень расстроился, когда пришел в 1-ый день на ХудГраф, т.к. народ-то… Многие из деревень поприезжали. Что такое? С кем общаться? Потом появился друг, многи читавший, с ним-то и встречались. Вдвоем нам было интересно, а это самое главное.

 На то время состав учителей был достаточно сильный, сейчас гораздо слабее. Хороший уровень был и хватало ума не мешать учиться студентам (мне, в частности), наоборот, даже поддерживали, ставили пятерки, защищали, если это было необходимо.

 Моими учителями так же стали художники французского авангарда, мирового. Так же всевозможные книги по искусству, которые можно было достать. Там обычно критиковали загнивающее капиталистическое искусство, но были картинки этого загнивающего искусства, и это самое главное. Еще была возможность читать журнал "Америка"(его мать доставала), покупал журнал "Англия". Вот эти журналы как бы прорыв! Ну, естественно, я часто посещал библиотеку. А поскольку я часто хаживал туда, то меня начали пускать в закрома, а следовательно, появилась возможность читать литературу, изданную ограниченным тиражом или запрещенную, например: Кафку, Роже Гордея "Реализм без берегов". В последней работе автор предполагал, что может быть конвергенция между капитализмом и социализмом. Автор данной книги был членом французской партии, и его исключили оттуда за ревизионизм. Причем в своей книге он понимал под реализмом не тот реализм, который ты видишь, т.е. фотографический реализм 18-19 веков, традиции которого продолжало советское искусство. А под реализмом он понимал реализм как холст и то, что ты нарисовал на нем. Это и есть реальность: любой крест, квадрат, линия - как двухмерная реальность. Эту книжку было приказано сжечь всем библиотекам во время коммунизма, а в библиотеке Ленина ее не сожгли или сделали это чуть позже, поэтому я успел ее прочитать. В этой же библиотеке можно было познакомиться с работами импрессионизма и постимрессионизма , например, Джоном Эвантом. В тот период импрессионисты считались такими авангардистами и такими запрещенными художниками, что на сегодняшний день это выглядит очень смешно. Таким образом возможности ознакомиться с работами интересных новейших направлений в изобразительном искусстве были, особенно они представлялись в Москве (в букинистических магазинах) и Прибалтике. И так же значимы философские труды. Художник без философии, без философских знаний, не знающий психологии - ничто.

 Ну ,конечно же, практика очень важна. Начал с коллажей в годы юности, когда увидел коллажи Пикассо. Книги, которые я просматривал были с иллюстрациями, но я не подражать учился, а именно подходу к искусству. Учился понимать и видеть, что искусство может быть не обязательно реальным.

Были ли друзья, которые помогали в искусстве?

 Нет, только сам. Огромную роль в искусстве играет самообразование и обязательно нужно читать книги не только по искусству, но и других хороших писателей. Меня знали во всех библиотеках и в детстве, и сейчас.

Как зритель знакомился с твоими работами?

 Одно время жил я у деда с бабкой. Однажды решил нарисовать внучку. И тоже начал корежить ее. Бабка говорит: "Ну разве похожа?" А дед отвечает: "Да это балуется…"

 Потом в армии такая же ситуация случилась. Там была мастерская, где я тоже рисовал ассоциативные работы и тоже никому не показывал. Как-то вечером заходит начальник клуба, а у меня работы стоят. И вместо того, чтобы выполнять военные поручения, я рисую. Зашел, увидел и быстренько сказал: "Так, собирай сейчас же, повесим в клубе". Тогда удивило. "Так это же никто не поймет. Кому это надо? Там же штуки такого плана…" - говорю я. "Давай, давай," - только и сказал он.

 Я очень удивился. Это была одна из первых моих экспозиций. Когда повесили работы в клубе, пришли девчонки. Таким образом, произошло одно из первых знакомств зрителя с моими работами. А самый первый раз я выставился еще в институте. Делал персональную выставку на пятом курсе.

 Во время моей службы в армии была объявлена выставка солдатского творчества: от каждой части нужно было что-нибудь творческое представить. Я нарисовал своего прапорщика (заслуженного) и еще две картины. Взяли все работы, но куда делись они я и не знаю.

 После армии, когда вернулся в Витебск, то работ почти не брали на выставки. Не понимаю, что хотели эти представители партии?.. Но поскольку тогдашняя жизнь особо не зависела от денег, мое мнение было: "Ну и хрен с вами, если не берете". Тем не менее когда устроился на работу тогда и начал выставляться. Какие-то работы все таки брали и даже напечатали в газете, похвалили и критически сказали: "Но обилие декоративных плям(на русский переводиться как пятно, как сейчас помню на белорусском было) мешает восприятию картины".